На другой стороне Ничейной Земли пожар на складе совершенно вышел из-под контроля, солдаты безуспешно пытались организовать пожарную бригаду, чтобы защитить соседние дома и улицы. Огонь давал Такеде достаточно света, стрелой пронестись через свалку, избегая большинства препятствий; заплечный мешок тяжело бил его по спине. Дыхание толчками вырывалось из груди. Вдруг в нем вспыхнула надежда, когда он увидел спасение в пустынной улочке рядом с горящим зданием впереди. Он бросился туда, легко оторвавшись от солдат позади.
– Стой, или я стреляю!
Слова ничего не значили для него, но их враждебность была ему понятна. Он продолжал стремительно бежать вперед, считая ненужным теперь уворачиваться, потому что спасение было совсем рядом. Он забыл, что свет пожара, помогший ему, помогал и им, и его фигура четко вырисовывалась на фоне пламени.
– Остановите его, сержант! Раньте его, только не убивайте!
– Ясно, сэр… Погодите-ка, Господь Вседержитель, да ведь это… это разве не тот сукин сын, которого ищет сэр Уильям, Накама, этот проклятый убийца!
– Лопни мои глаза, а ведь ты прав, он самый и есть. Быстро, сержант, снимите его, но не на смерть!
Сержант прицелился. Его мишень улепетывала вдоль по улице. Он нажал на курок.
– Достал, – радостно прокричал он и бросился вперед. – Пошли, ребята!
Пуля швырнула Такеду на землю. Она ударила через мешок в верхнюю часть спины, пробила легкое и вышла навылет из груди – ранение не смертельное, если человеку везло. Но Такэда ничего этого не знал, он лишь чувствовал, что погиб, и лежал в грязи, воя от шока, но боли не ощущая, одна рука повисла, как плеть, крики его тонули в реве пожара, свирепствовавшего поблизости. Ужас заставил его подняться на колени, жар от надвигающегося огня обжигал, спасение лежало в нескольких шагах впереди в конце улицы. Он пополз вперед. Затем сквозь слезы услышал крики солдат совсем близко у себя за спиной. Убежать не удастся!
Сознание уступило командование рефлексам. Опираясь на здоровую руку, он поднялся на ноги и с оглушительным воплем прыгнул в горнило горящего дома. Бежавший впереди всех молодой солдат остановился как вкопанный, пятясь отступил на безопасное расстояние, прикрываясь руками от нестерпимого жара; строение вот-вот должно было рухнуть.
– Тысяча чертей! – выругался солдат, глядя на пламя, с шипением пожиравшее свою жертву; от запаха горелого мяса его едва не вырвало. – Еще секунда, и я бы добрался до этого сукина сына, сэр, это и вправду был он, тот самый, которого сэр Уильям…
Это были последние слова в его жизни. Бомбы Кацуматы в мешке разорвались со страшным грохотом, осколок металла вырвал молодому солдату глотку, офицера и остальных солдат расшвыряло как кегли, сломав несколько рук и ног. Словно эхо этого взрыва, столь же оглушительно взорвался бамбуковый стакан с маслом, потом еще один и еще – впечатление было такое, будто пред ними разверзлась преисподняя. Языки пламени и красные угли взмыли вверх, и ветер, раскалившийся и набиравший в этом пекле все большую силу и ярость, безжалостно погнал их перед собой.
Первые дома в деревне загорелись.
Сёя, его семья и все жители деревни, уже в масках, готовые к пожару спустя считанные секунды после первого сигнала тревоги, продолжали работать сноровисто, но со стоической неторопливостью, заворачивая и убирая ценные вещи в небольшие углубления, выложенные жаропрочным кирпичом, которые имелись в каждом саду.
Крыши вдоль всей главной улицы были объяты пламенем.
Меньше чем через час после взрыва первой бомбы дом Трех Карпов перестал существовать, и большая часть Ёсивары выгорела дотла. Только кирпичные трубы, каменные опоры домов и укрытия из кирпича, камней и земли стояли среди груд пепла и тлеющих углей. Тут и там валялись чашки и керамические бутылочки из-под саке, большинство из них потрескалось и было обезображено огнем. Металлическая кухонная утварь. Сады погибли, кусты почернели, группы ошеломленных обитателей бродили по пепелищам. Каким-то чудом в огне уцелели две или три гостиницы, но вокруг них лежал лишь голый пустырь, черный от угля и пепла, который простирался до самой обгоревшей ограды и рва за нею.
По ту сторону рва начиналась деревня. Она пылала. Дальше, в самом Поселении, крыши трех домов рядом с Пьяным Городом уже занялись. Одним из них было здание «Гардиана», где Джейми Макфэй открыл свою новую контору.
Неттлсмит и их клерки поднимали ведра с водой Джейми, который стоял на верху приставной лестницы и выливал их на крышу, чтобы сбить пламя; соседний дом уже горел по-настоящему. Другие клерки, слуги-китайцы и Морин храбро вбегали в дом и появлялись оттуда с полными руками документов, типографских литер и всего, что имело наибольшую ценность. Горящие деревянные плашки с крыши дождем сыпались вокруг них. Клубы дыма из Пьяного Города вызывали кашель, рвоту, мешали дышать. Наверху Джейми проигрывал сражение. Порыв ветра качнул пламя в его сторону. Он едва не свалился, потом быстро спустился вниз, побежденный.
– Это безнадежно, – произнес он, тяжело дыша; его лицо было перепачкано сажей, волосы опалены.
– Джейми, помоги мне с прессом, черт возьми! – крикнул Неттлсмит и вбежал в дом. Морин готова была последовать за ним, но Джейми остановил ее. – Нет, побудь здесь! Смотри за платьем, – прокричал он, перекрывая шум, – горячие угли с крыши падали вокруг нее, – и исчез внутри.
Она предусмотрительно отступила на ту сторону улицы, которая была ближе к морю, помогая другим перенести и уложить то, что удалось спасти, в более безопасное место. Теперь уже вся крыша пылала, осыпая дождем искр Джейми и Неттлсмита, когда они появились из дверей, сгибаясь под тяжестью небольшого переносного печатного пресса. Затем, видя что крышу не спасти и здание обречено, Джейми поспешил назад за литерами, красками, тушью и бумагой. Деревянное здание быстро стало слишком опасным, чтобы входить в него. Они встали у двери, проклиная все на свете, потом некоторые из балок рухнули, и они отступили еще дальше.
– Чертов в три-господа-бога-мать растреклятый пожар, – выругался Джейми, зло пихнув ногой ящик со шрифтом, и обернулся, почувствовав, как Морин взяла его за руку.
– Мне так жаль, любимый, – сказала она. Ее лицо было залито слезами.
Его руки обняли ее, и он горячо прошептал, совершенно искренне:
– Ладно, пустяки, ты цела и невредима, а только это и имеет значение.
– Джейми, не переживай, подождем до утра, тогда можно будет спокойно во всем разобраться. Может быть, все не так уж плохо.